Не живешь, а ликуешь и бредишь
Иль совсем по-иному живешь.
Поздней осенью свежий и колкий
Бродит ветер, безлюдию рад.
В белом инее черные елки
На подтаявшем снеге стоят.
И исполненный жгучего бреда,
Милый голос, как песня, звучит,
И на медном плече Кифареда
Красногрудая птичка сидит.
1915
***
The visions of Pavlovsk abound,
Lifeless water and meadows that spread
Through its shady and languishing grounds,
Which I’m certain to never forget.
Past the cast-iron gates opened wide,
With a blissful shiver caressed,
One’s not living, one raves in delight,
Or if living, then not like the rest.
Here the bitter fresh wind blows sublime,
Through the desolate park in late fall
And the black firs, glazed over with rime
In the half-melted snow, stand tall.
And in burning delirium smoldered,
A dear voice, like a song, can be heard,
And s itting on Apollo’s cold shoulder,
There’ s a small, crimson-breasted bird.
1915
***
Вновь подарен мне дремотой
Наш последний звездный рай -
Город чистых водометов,
Золотой Бахчисарай.
Там, за пестрою оградой,
У задумчивой воды,
Вспоминали мы с отрадой
Царскосельские сады,
И орла Екатерины
Вдруг узнали - это тот!
Он слетел на дно долины
С пышных бронзовых ворот.
Чтобы песнь прощальной боли
Дольше в памяти жила,
Осень смуглая в подоле
Красных листьев принесла
И посыпала ступени,
Где прощалась я с тобой
И откуда в царство тени
Ты ушел, утешный мой.
1916
***
In drowsiness once more astounded,
Our starry heaven I behold , –
The city of the purest fountains,
Bakhchisarai of shinning gold.
There past the fence and down below,
Along the water, we recalled
The fields of Tsarskoye Selo,
As we sat, blissfully enthralled,
There we discerned him, so resplendent, -
It’s Catherine’s eagle – soaring fast!
And down the valley he descended
From the elaborate gates of brass.
To keep alive the song’s motif
Of just how much the parting hurt,
The dusky autumn brought red leaves
Inside the hemming of her skirt
And strewed the steps on which we stood,
Where finally we parted, dear,
And from those steps, my solace, you,
Into the shadows disappeared.
1916
***
Бессмертник сух и розов. Облака
На свежем небе вылеплены грубо.
Единственного в этом парке дуба
Листва еще бесцветна и тонка.
Лучи зари до полночи горят.
Как хорошо в моем затворе тесном!
О самом нежном, о всегда чудесном
Со мной сегодня птицы говорят.
Я счастлива. Но мне всего милей
Лесная и пологая дорога,
Убогий мост, скривившийся немного,
И то, что ждать осталось мало дней.
1916
***
The immortelle is dry and rosy. Overhead,
The clouds seem misshapen in the sky.
The leafage of the only oak nearby
Is colorless and thin still as of yet.
The midnight hour’s lit with sunset’s embers.
How great I feel inside my narrow cell!
Today the birds converse with me as well
About the ever wonderful and tender.
I’m happy. But some beauty is nonesuch -
The gently sloping path across the wood,
The